оч страшное кино 4..

первые минут 10 убедили. что дальше смотреть не стоит

---

близится дело кночи... пора бы спать..

особенно если вы жаворонок, и вам явно надо будет утром рано вставать...

вот только почему так тянет забросить допушку и одеяло, и посидеть, поработать

---

ЭТо, конечно. весилось.и не один раз, но все же...

http://www.mikportal.org/forum/jour...&comm=16516

---

ужасы нашего городка

---

Инглиш...

обьясняли согласование времен когда в прямой речи есть вопрос... ну вотя это учил, но не помню. при обьяснении - с первого раза понял все, со второго начала болеть голова, с третьего я вдруг понял, что уже ничего не понимаю...

препод, может инглиш и хорошо знает, но переводить юридические термины один другим, видите ли, потому что она лингвист, и она лучше знает - мне кажется, что это глупо...

---

курсовик...

писал долго. наверное, часа четыре, аж депрессуха напала...и суицидом запахла..

сегодня принес, правда, опаздал на пару на час, но это уже другой вопрос... даю курсовик... онм не : "надо исправить бы названия глав - поуказывать в названиях номер, надо бы перестроить план, потому как он не отражает название..."

отдал работу... я в шоке..

через полчаса, и что мне делать?

можешь сдавать...

вот такой вот препод....

---

---

?АМОК, а, мн. нет, м. [< малайск.]. Психическое заболевание, наблюдающееся у жителей Малайских островов: приступы помешательства, выражающиеся в агрессивном разрушении всего окружающего.

---

Просьба

Еси я не переживу эту сессию, то мне либо веночек на могилку, либо валерияночки в психушку..

люди, не забывайте меня . Я, конечно, <censored> *каждый подумал чего "хорошего" может всего сказать* но все же, одному печально.

---

Плакала береза,

хохотал крыжовник.

Подрались за вишню

малина и шиповник.

Матюгался тополь,

пела песни слива.

Вот такое чудо

димедрол и пиво...

---

---

"Ты подсадил меня на электронный дневник!" - Ты переселил меня в лучший мир! ))))

"Куда ты исчез?!" - Вот уже 5 минут от тебя ни одного коммента!

"Ты не умер?" - У тебя в данных написано, что ты offline.

"Как меня все зае..ли" - Нет денег ((((

"Жизнь - дерьмо!" - Дневники глючат

"Жизнь потеряла смысл!" - Интернет отрубили

"Меня зовут DeadKiller" - Мне 9 лет и я горжусь этим

"Результат теста: я - Ван Хельсинг" - Я не чмо, просто мне скучно.

"А где я сегодня была!" - Вот, нашла классную ссылку.

"Черт, сегодня столько дел!" - А и хрен с ними. Все равно буду сидеть в дневнике.

"Я на минутку..." - Хотя по-любому проторчу здесь часов шесть. ))))

"А не закрыть ли мне дневник?" - так хочется тепла и внимания.

"Какая прелесть!" - мне нечего делать, и я буду вставлять фотографии котят сюда.

"Хорошо вчера посидели" - как обычно ужрались в хлам, теперь болею с похмелья и кроме инета никуда не хожу.

"Отправлено с мобильного телефона" - выбрался в реальный мир. Тут такая тоска.... Хочу обратно к компу!!! ))))

---

Первое мая

---

играю в игрушку...

полез на форум, начал искать администрацию... набрел на чела, который модерирует форум.. знакомый в асе сказал, что он с ней знаком по переписке. ради разнообразия, взял этого самого модератора в асю кинул, мало ли что случится, может пригодится..

какого же было мое удивление, что мы оказывается, с ней шапочно знакомы..

После всего, это команда Цунами...

какая все-таки тесная деревня эта Одессаа

---

Да, заплетать подмышку, это вам не Ваньку валять...

люблю я вязание и плетение, успокаивает однозначно

---

Посмотрел Турецкий гамбит..

как в анекдоте:

посадил дед репку,а выросла конопля. ну и пусть не по сказке, а дед доволен...

---

День начинался слишком хорошо, чтобы быть реальным.

Итого, соседи залили, я понял что я на этом свете лишний, что зря сегодня пошел на море и что зря обзавелся знакомыми, надо было как прежде отсиживаться дома самому.

Звучит как то знакомо, не правда-ли? И это знакомо даже есть на моем же дневнике… то ли это повтор, то ли жизнь дейтсительно качель, то ли просто хорошая мина при плохой игре. Время покажет точно.

29.04.2006 16:06

---

Отрывок из рассылки

ИНДИЙСКИЙ ЧАЙ.

В ту ночь город словно взбесился: не успел я придти в себя после четырёх выездов и только настроился на чашку горячего чая, как дверь в комнату распахнулась, и на пороге возник потный Артёмов, который, размахивая руками, пророкотал: «На выезд! Быстро! На Аптечной… Попытка суицида…» Матерясь, я вскочил с дивана, выбежал на лестницу и, пытаясь попасть рукой в проклятый рукав замызганной куртки с катафотами, ринулся вниз, где уже ожидала машина…



В ту ночь мечтам о чашке чая не суждено было сбыться никогда: каждый раз, блаженно наблюдая за пузырьками, отделяющимися от шершавого грифеля кипятильника в стакане с водой, я вздрагивал от грохота двери и зычного крика Артёмова: «На выезд! Быстро! В Шмидтовском проезде на дереве застряла кошка!» или «На выезд! Быстро! На Кутузовском проспекте из квартиры бежал удав!» Теперь суицид. И всё в одну ночь, по порядку, словно так и было запрограммировано.



На подоконнике второго подъезда семнадцатиэтажки металась молодая девушка в ночной рубашке. Она периодически садилась, свесив ноги вниз, - и тогда толпа кричала от страха - и периодически вставала - тогда толпа тоже кричала и тоже от страха.

Внизу в свете уличных фонарей уже дежурила скорая помощь, а на земле немолодой женщине, как видно матери девушки, делали успокоительный укол. Лерочка, перестань! – хрипел подле обезумевший от горя отец и простирал руки кверху.

– Подумай о нас!



Весь двор был заполнен людьми, которым определённо надо было выходить на работу, но которые, естественно, не могли отказать себе в удовольствии посмотреть на чужое горе, пусть и в три часа ночи. Некоторые успокаивали бившуюся в истерики мать, надеясь в глубине души, что девушка упадёт и будет о чём рассказать друзьям, соседям и сослуживцам.

Ведь став свидетелем чьего-либо несчастья, ты окружаешь себя ореолом славы, к тебе приковано всё внимание, а ты, подогреваемый любопытными взглядами таких же зевак, живописуешь: «И тогда я увидел, как от её головы растекалась огромная лужа. Да! А кишки валялись немного дальше… Она упала животом на трубу и их вынесло метров на пять левее. Виктора Иваныча машину забрызгало, представляете!».

Все представляют и охают…



Надо сетку растянуть внизу, - бросил я Артёмову. Прикинул расстояние от подоконника до земли. Прорисовал мысленно траекторию.

– Метра на два от фасада. Да…

Артёмов махнул рукой.

– Пытались уже. Не подпускает. Кричит, что сейчас же броситься.

- Мать твою! – сплюнул я. – Какие же умные суицидники пошли, а!



Артёмов кивнул. Я не сводил глаз с окна: ситуация явно накалялась, было видно, что девица уже на пределе, устала, тонкие ноги её тряслись и в любой момент она могла соскользнуть вниз.

– Чёрт! – я почесал голову.

– Пойду! Нельзя! – умоляюще прошептал Артёмов. – Услышит дверь – всё, пиздец, Саша! Прыгнет!

- Не прыгнет! – отрезал я. – Сто процентов театр! Сам знаешь.



Я шагнул вперёд. Артёмов вцепился в рукав моей куртки:

- Нельзя! Это не театр, Сашок! У неё парень умер, она с ним пять лет встречалась! Отец сейчас рассказал Филиппову. Это очень может быть!



Я промолчал. В моей пятилетней практике спасателя встречалось всякое, но среди молодёжного суицида подавляющее большинство составляли «театралы», люди, которые хотели привлечь внимание к своей проблеме таким вот способом.



Одну девушку вытащили из ванны с перерезанными венами. Она ночью пустила воду, чтобы услышали родители, легла и молчала. Два часа. Молчала, когда родители обеспокоились, когда поняли, что дочь два часа не выходит из ванной комнаты. Молчала, когда кричали под дверью. Молчала, когда бросились вызывать скорую. А когда отец стал ломать дверь, взяла и перерезала.

Потому, когда отец вбежал, крови для двух-то часов было совсем мало. Даже отец понял, хоть и дар речи потерял в тот момент.



Я смотрел на окно и понимал, что выход один. Как всегда. Подкрасться. Стать невидимым и неслышимым. Протянуть руку. И постараться успеть. Артёмов один раз не успел. Это было полтора года назад. Скрипнула чёртова половица в хрущёвке. Она оглянулась. И ушла. Навсегда. Сорокалетняя женщина, лаборант МГУ, мать двух детей, брошенная мужем-пропойцей. С тех пор, когда поступают вызовы по суицидам «из окна», Артёмов потеет, и руки подрагивают.



В подъезд путь заказан. Это известно. Если она увидит, может ещё больше занервничать.



– У кого окна с обратной стороны? – обратился я к зевакам. – Мне нужен первый этаж.

Артёмов побледнел.

– Саша…

Из толпы вышаркнула худенькая старушка: «У меня». Я поманил её рукой, и мы пошли за дом. По дороге она всё тараторила: «Горе-то какое, а? Но вы-то небось насмотрелись, а? А вы её спасёте? А?».



- Ключи есть? – спросил я старушку.

Она порылась в карманах и протянула мне связку на потемневшей от времени резинке. Я вспомнил, как такую же резинку мне в детстве продели через рукава пальто и пришили к ней варежки, чтобы не потерял: весь семейный бюджет уходил на покупку мне новых варежек. Каждый день. В тот день я взял и потерял их вместе с пальто…



- Какое окно? – спросил я.

Старушка показала. Думать было некогда. На земле виднелось несколько битых кирпичей. Выбрав кусок, потяжелей, я разбил стекло и полез внутрь квартиры.



– Зачем же уж так! – понеслось мне в спину. – Стёкла сразу бить… Черти! На пенсию-то купишь стекло разве… Эх!

Я оглянулся.

– Ты зато, бабуля, сегодня, можно сказать, жизнь спасёшь человеческую!



Я спрыгнул на пол и огляделся: на диване-уголке сидел старый толстый кот и, недоверчиво поглядывая на незваного гостя, вылизывал передние лапы. На плите выкипал чайник: как видно, бабка очень торопилась посмотреть, что за шум на улице. Я с тоской вспомнил о том, что сегодня у меня так и не получилось выпить чаю.

Внезапно я разозлился: все люди как люди, сидят по домам в тепле, а тут ползай по чужим квартирам, спасай всяких дурёх. Я выключил камфорку, прошёл через кухню и вышел в тёмный коридор. Вздохнул. В последнее время я быстро уставал. А сейчас чертовски хотелось чаю.

Нащупал рукой выключатель. Вспомнил, как в детстве всегда называл этот предмет «включателем». Мне казалось, что главная его функция не выключать, а наоборот включать, чтобы был свет. Но люди решили иначе и назвали его «выключателем».



Открыл входную дверь и вышел в общий коридор. На стене висел пожарный гидрант. Я вспомнил, как в том же детстве, забывая ключи, я часами просиживал под таким же на газете, постеленной на полу, ожидая маму с работы. Соседи звали к себе, но я стеснялся и говорил, что «мама уже скоро придёт».

Из коридора я вышел к лифту, но вызывать его не стал – был риск застрять – а пошёл к лестнице. В принципе на такие ответственные задания не полагалось идти одному, но в определённых ситуациях лишние люди были бы помехой, и это было моим жёстким условием. Условием профессионала. Подниматься было высоковато: четырнадцатый этаж.

Я осторожно открыл дверь и шагнул на тёмный лестничный пролёт. Как всегда пахло рвотой и экскрементами. Это были не спальные, а «сральные» районы, куда в конце восьмидесятых переселили всё быдло: лимитчиков и военных.



Осторожно ступая по влажному от мочи бетону и освещая себе путь карманным фонариком, я двинулся наверх. Луч скудного света поминутно выхватывал шокирующие откровения на стене, оставленные первобытными обитателями дома и его окрестностей. Одиннадцатый этаж.

Я остановился, достал рацию: «Начинайте!».

Сейчас с улицы её начнёт отвлекать профессиональный психолог. В этот момент я достигну четырнадцатого этажа, просочусь, как воздух, в квартиру – входная дверь закрыта, но, к счастью, не на ключ. Самое главное, чтобы она не почувствовала. Господи, как хочется чаю!



С улицы послышался хорошо знакомый голос Филиппова: «Лера! Послушай меня! Прыгнуть ты успеешь… Я тоже был в такой ситуации… Пожалуйста, выслушай меня!».



Я улыбнулся. Выключил рацию. И бросился наверх...



Четырнадцатый этаж. Квартира 56. Справа. Из-под двери льётся свет. Где-то там разыгрывается чудовищная трагедия уставшего от жизни человека...



Я подкрадываюсь к двери, слушая своё сердце. Там за дверью другой мир: мир боли, мир отказа от всего, мир разбитых вдребезги иллюзий. Но сейчас нельзя думать об этом. Надо действовать! Надо действовать! Пожалуйста…



Я разуваюсь, дотрагиваюсь до дверной ручки. Трогаю её, изучаю. Привыкаю. У меня свой стиль. Я не люблю шум. Я не люблю, когда на меня смотрят. Это особое таинство. Промахов не было. Поэтому сходит многое с рук, чего другим не прощают.

Я пробую повернуть ручку. Она поддаётся без скрипа. Я поворачиваю сильнее – наглею. Верх профессионализма – обнаружить себя и не растеряться. Принять решение в одну секунду.

Ручка проворачивается до конца. Я ласково надавливаю на дверь всем своим корпусом. Дверь готова скрипнуть, я это чувствую и замираю. Из квартиры доносятся рыдания, и в этот момент я приоткрываю дверь. Становлюсь на корточки, просовываю в щель маленькое стоматологическое зеркальце и навожу его на кухню.

В отражении мелькает стол с синей клеёнкой, чей-то портрет на стене и… Вот появляется худенькая спина в ночной рубашке. Я выбираю момент, когда будет можно. Это не объяснить, ибо это чутьё. Я чувствую её. Можно! Я впрыгиваю в квартиру, по-кошачьи бесшумно приземляюсь на пол и немедленно прячусь за выступ стенного шкафа.



Слышу с улицы голос Филиппова: «Хуже некуда думать, что никому не нужна! Слышишь, Лера!».



- Отстаньте! – кричит спина. – Вы все так говорите! Вы все!!! Это ваша работа!



С самого детства перед каким-либо важным решением я начинал отсчёт: «Три! Два! Раз!» Я смотрю на часы: три двадцать семь.



Пора! Три! Два! Раз!



Я пересекаю холл и быстро иду на кухню, не сводя глаз с худенькой, вздрагивающей спины. Господи, как я устал! Как хочется чаю…



Её голова начинает поворачиваться назад. Три! Два! Раз! Я кидаюсь вниз, на пол и быстро-быстро перекатываюсь к стене, под подоконник. Не заметила! Плохо, Саша! Очень плохо! Могла заметить.



- Оставьте меня все в покое! – слышатся рыдания над самой головой.



Я перевожу дух и смотрю на плиту. На плите стоит чайник. Я чувствую, как кровь приливает к щекам. Ярость овладевает мной. Всю ночь я хотел лишь чашки чая. Горячего чая! Душистого, сладкого, горячего чая! Что ещё сегодня!!! Визгливые рыдания ставят точку на всём. В голове раздаётся сухой щелчок.



Решение просто.



Я осторожно приподнимаюсь и тяну сзади руки к девушке. Сердце бешено колотиться. Сейчас! Сейчас! Надо будет резко, чтобы даже не поняла! И тогда будет чай!!! Три, два, раз…

Пшла-а-а-а, тварь!!! Я порывисто толкаю её в спину, поднимаюсь в полный рост, протягиваю руки, будто пытаюсь поймать из последних сил. Слышу, как крик становится слабее, слабее…



И удар… И визги людей… И оборвавшийся в рупоре голос Филиппова. Я делаю беспомощное лицо и опускаю руки. Она сама этого хотела, а я лишь хотел чай…



- Как же так, как же так… - бормочу я, сидя на стуле.



На кухне топчется следователь с блокнотом. В квартире девушки толпа: судмедэксперты, фотограф, телевидение… Я накрыт пледом, зубы стучат о кружку с чаем.

Рядом стоит Артёмов и хлопает меня по плечу: «Ну, ничего, ничего, родной… Со мной тоже… Всё в первый раз… Она сама так решила. Ты не виноват…».



- Вы позволите? – следователь манит рукой Артёмова, и оба выходят в прихожую.



Я остаюсь один. Зубы перестают стучать. Я смотрю на сверкающий под светом люстры чай, жадно втягиваю ноздрями душистый пар, осторожно дую на божественный янтарный напиток. Улыбаюсь. Индийский! Тот самый…







(С) Шкаллер

---

наглости рулит - как второе. а часто, как первое счастье...

и мне хорошо, хотя поздний вечер, и давно уже пора спатки...

и хотя я не сова, мне все же ХОРОШОооо

хотя днем было плохо...

но все это хренотень... потому что все прекрасно.... хотя болит голова и желудок

пойду я что-ли спать...

странно, и вроде бы не пил...

---

http://www.obana.ee/falcon/